Чудесное путешествие Нильса с дикими гусями - Страница 20


К оглавлению

20

— Добрый вечер, приятель, — сказал Смирре. — Над чем ты так трудишься?

— Добрый вечер, кум, — мрачно каркнул Фумле-Друмле и еще сильнее застучал клювом по крышке. — Видишь, какую штуку мои молодцы притащили. Хотел бы я знать, что там внутри!.. Да вот крышку проклятую никак не открыть.

Смирре подошел к кувшину, свалил его лапой на бок и осторожно стал катать по земле. В кувшине что-то бренчало и звенело.

— Эге, да там не иначе как серебряные монеты! — сказал лис. — Славная находка!

От жадности у Фумле-Друмле загорелись глаза — ведь давно известно, что вороны не пролетят мимо самого простого осколка стекла или медной пуговицы. А уж за блестящую монету они готовы все на свете отдать!

— Ты думаешь, тут серебряные монеты? — прокаркал Фумле-Друмле и снова задолбил клювом по крышке.

— Конечно, — сказал Смирре. — Послушай, как они звенят.

И Смирре опять принялся катать кувшин по земле. И опять в кувшине забренчало и зазвенело.

— Сер-р-ребро! Сер-р-ребро! Сер-р-ребро! — закаркали вороны. — Ур-р-ра! Сер-р-ребро!

— Подождите радоваться, — сказал Смирре. — Его еще надо достать!

Он потер лапой жалкий остаток уха и задумался. — А ведь, кажется, я смогу вам помочь! — наконец проговорил он. — Хотите знать, кто может открыть этот кувшин?

— Говор-ри! Говор-ри! Говор-ри! — закричали вороны.

— Есть тут один мальчишка, — сказал Смирре, — он со старой Аккой путешествует. Ну уж это и мастер — золотые руки!

— Где он? Где он? — опять закричали вороны.

— Я могу показать вам дорогу, — сказал Смирре, — но за это вы должны отдать мальчишку мне. У меня с ним кое-какие счеты.

— Бер-ри его! Бер-ри! Бер-ри! Нам не жалко, — каркнул Фумле-Друмле. — Только спер-рва пусть кр-рышку откр-роет!

2

Нильс проснулся раньше всех в стае. Он выбрался из своей пуховой постели под крылом Мартина и пошел бродить по острову.

Нильсу очень хотелось есть. На счастье, он наткнулся на кустик молодого, только что пробившегося щавеля. Нильс сорвал один листик и принялся высасывать из стебелька прохладный кисловатый сок. Высосав все до последней капли, он потянулся за вторым листиком. Вдруг что-то острое ударило его в затылок, чьи-то цепкие когти впились в ворот его рубахи, и Нильс почувствовал, что поднимается в воздух.

Нильс вертелся и дергался, как заяц на ниточке. Он махал руками, дрыгал ногами, отбиваясь от невидимого врага, но все было напрасно.

— Мартин! Мартин! Сюда! Ко мне! — закричал Нильс. Но вместо Мартина к нему подлетел огромный ворон. Он был чернее сажи, острый клюв его загибался крючком, а маленькие круглые глаза горели желтыми злыми огоньками.

Это был атаман вороньей шайки — Фумле-Друмле.

— Не р-р-разговар-р-ривай! — хрипло каркнул Фумле-Друмле Нильсу в самое ухо. — Не то я выклюю тебе глаза.

И, чтобы Нильс не принял его слова за шутку, клюнул его на первый раз в ногу. А ворон, который держал Нильса в своих когтях, так тряхнул его, что Нильс по самые уши провалился в ворот собственной рубашки.

— Теперь в дор-рогу! — скомандовал Фумле-Друмле.

— В дор-рогу! Скор-рей в дор-рогу! — каркнул в ответ его товарищ, и оба ворона яростно захлопали крыльями.

Нильс хоть и привык летать, но на этот раз путешествие по воздуху не очень-то ему понравилось. Он болтался, как мешок, между небом и землей. Вороньи когти царапали ему спину, воротник наползал на самые глаза.

«Надо запомнить дорогу, — думал Нильс. — Как же это мы летели? Сперва над озером, потом направо свернули. Значит, на обратном пути надо сворачивать налево… А вот и лес! Хорошо, если б сорока попалась навстречу. Она уж на весь свет растрезвонит о моем несчастье, — может, и гуси узнают, где я. Они тогда непременно прилетят ко мне на выручку».

Но сороки нигде не было видно.

«Ну, ничего, я и сам выпутаюсь из беды», — подумал Нильс.

На одном дереве Нильс увидел лесного голубя и голубку. Голубь надулся, распушил перья и громко, переливчато ворковал. А голубка, склонив голову набок, слушала его и от удовольствия покачивалась из стороны в сторону.

— Ты самая красивая, самая красивая, самая красивая! Нет никого тебя красивее, тебя красивее, тебя красивее! Ни у кого нет таких пестрых перышек, таких гладких перышек, таких мягких перышек! — пел голубь.

— Не верь ему! Не верь ему! — прокричал сверху Нильс. Голубка так удивилась, что даже перестала раскачиваться, а у голубя от возмущения забулькало в горле.

— Кто, кто, кто.., кто смеет так говорить, так говорить! — забормотал он, оглядываясь.

— Похищенный воронами! — крикнул Нильс. — Скажите Акке…

Но сейчас же он увидел острый клюв Фумле-Друмле.

— Бер-р-реги свои глаза! — каркнул ворон.

По всему было видно, что Фумле-Друмле готов исполнить угрозу. Нильс вобрал голову в плечи и покрепче зажмурился.

Когда он снова открыл глаза, старый лес был уже позади.

Они летели над молоденькой березовой рощицей. Почки на ветках уже начали лопаться, и деревья стояли, точно в зеленом пуху.

Веселый дрозд кружился над березками, то взлетал вверх, то садился на ветку и без умолку щебетал:

— Ах, как хорошо! Ах, как хорошо. Ах, как хорошо!.. И, передохнув немного, начинал эту песенку сначала, потому что никакой другой он не знал.

— Ах, как хорошо! Как хорошо! Как хорошо!

— Ну, это кому как! Кому хорошо, а кому и не очень! — крикнул Нильс.

Дрозд высоко задрал голову и с удивлением прокричал:

— Кто это тут недоволен?

— Вороний пленник! Вороний пленник!

На этот раз увернуться от ворона Нильсу не удалось. Фумле-Друмле налетел на него и твердым, острым клювом стукнул прямо в лоб. Удар был такой сильный, что Нильс, как маятник, закачался — вправо-влево, вправо-влево — и рубашка его угрожающе затрещала.

20